Давно ли вы, уважаемые читатели, слышали балалайку? Она будет постарше, чем гармонь, и уже считается вымирающим видом народного музыкального искусства. Однако, у нас в Ливнах еще есть балалаечники! Один из них—Дмитрий Федорович Болычев.
 12.03.2014
 Общество
 0 коммент.
 3106 просм.
 Автор: Галина Кондратьева
 Фото автора. Он любит, чтобы все –честь по чести. Сначала договорились по телефону. Пригласили в гости к таким-то часам. И вот ровно в срок гость на пороге—нарядный, гладко выбритый, с балалайкой и гостинцами. Он рад привету и гостеприимству—стол накрыт. Но первым делом гость идет к батарее и «распеленывает» свою балалайку, развязывает матерчатые мешочки.
—Она должна погреться с мороза, а то играть не сможет!
Первая рюмочка—для беседы, вторая—для вдохновения. И все. Дальше уже душа сама «разворачивается» от музыки и интересного разговора.
…Балалайка в руках Дмитрия Федоровича «заслуженная», с потертостями и отметинами рук хозяина. По его признанию, он берет ее только к хорошим людям и бережет, «как глаз во лбу».
Только он тронул струны, как рассыпала она свои трели по дому, зажигая радостные искорки в глазах хозяев и улыбки. Трень-брень—зазвенела, и вдруг стали молодыми эти пожилые люди. Посыпались частушки, ноги как будто сами заплясали, вспомнили деревенские «круги», когда всем было лет по 15-17, а это уж, посчитай, как 60 лет назад. Да и балалаечка почти ровесница—ей 72 года!
— Мне подарил ее пастух, — рассказывает Дмитрий Федорович.—Он пришел в 1943 году с войны без руки, воевал под Сталинградом. А был балалаечник. Мы вернулись из эвакуации, и я помогал ему пасти коров. Вот он и подарил мне эту балалайку—играй, говорит, хоть ты. Еще шла война. И я научился играть. Сначала коровам в поле, потом уже наладился.
И тут же запел свою первую частушку, сочиненную тогда: « Мальчишка в желтой майке играл на балалайке. Заигрывал сначала, чтоб стадо не скучало!» Так, перемежая разговор с трелями балалайки, рассказывает он о себе. Речь его выразительная, с «красками» и народным юмором. «Если в гости не зовут, а настроение хорошее, я сам иду к бабушкам на лавочке и «люшеньки-люли!»,—смеется он.
Ну а смолоду Мите покоя не давали: то и дело звали играть на любые праздники. Не отказывал никогда. Порой гулянка и пляски были чуть ли не до утра, а утром ему на работу. Но уважал —доигрывал до конца.
Слушая, как играет русская балалайка, и не подумаешь, что ей уже три с лишним века. Впервые о ней пишется в исторических документах в 1688 году. Она пережила славу, гонения, забвение и бешеную популярность, оставаясь все же отдушиной бедного люда и служивых солдат. Балалайка играла в избах и дворцах, на ней можно играть все—от частушек до классических произведений, а по разнообразию тембра ей нет равных. Не поленитесь, узнайте о ее истории, и вы сделаете поразительные открытия! Этот балалаечный звон шевелит какие-то исконные генетические пласты в каждом русском человеке. В нем и пляски скоморохов, и грустные крестьянские песни, дергающие струны души. Впрочем, балалайка редко плачет: чаще радуется и веселит.
Но вот гость откладывает в сторону инструмент, вздыхает и говорит:
—Эта балалайка была со мной всегда, даже когда были самые страшные и тяжелые первые послевоенные годы. Особенно помню один случай весной 46-го года.
Я пошел в Речицу побираться: совершенно нечего было есть, и если бы я ничего не принес, мы бы умерли от голода. Была вот такая весна, на Сосне вот-вот должен был пойти лед, он уже вздыбился, речка набухла. Я понимал, что рискую, но надо было во что бы то ни стало попасть на другой берег и добыть еду. Еле успел проскочить по льдинам, вода уже пошла, замочила ноги, но я выбрался на берег. Во мне и весу- то было…А в Речице пекли хлеб. Люди добрые! Мне надавали этих круглых ковриг, кто сколько мог. Мешок с этим хлебом был такой тяжелый! Я еле нес его обратно, от хлебного духа кружилась голова. И вдруг я вижу, что на реке полным ходом идет лед. Грохот, шум, треск. Что делать? Как перебираться домой? Шел-шел я и дошел до места, где русло Сосны было уже. Там льдины нагромоздились друг на друга, застряли, но вода бурлит. Эх, думаю—была не была! Одно меня страшило: как бы не намочить хлеб!
Дальше Дмитрий Федорович говорит с трудом от накативших слез. Но картина ясно представляется: полураздетый мальчонка с тяжелой драгоценной ношей, скользя и балансируя на огромных льдинах, перебирается через бурлящую реку. Ему неважно, что он уже весь намок, и холодная весенняя вода пронзила до костей. Главное—спасти хлеб!
На его счастье, на том берегу мужики ловили рыбу. Как лед идет, так и рыба под ним: это рыбаки знают. Увидев посиневшего ребенка, еле держащегося на ногах, они помогли ему выбраться из реки и скорее начали снимать свои вещи, чтобы укрыть и согреть его. Сегодня наш герой думает, что это не иначе как ангелов послал ему Господь, чтобы спасти его. Кто знает? Ведь и семья спаслась тем хлебом от голода.
…Балалайка подыгрывает воспоминаниям, в те дни она могла остаться немой навсегда.
Наш герой родом из Коротыша. Его родители русские крестьяне—Федор Федорович и Ольга Гавриловна. В семье народилось пятеро детей. Все беды от всех властей им пришлось испытать. В войну их дом сожгли немцы. Мать спрятала самых маленьких детей в сундук и вытащила из дома. Пыталась погасить пожар, но один из фашистов прострелил ей из автомата ноги. Детей потом «раскидали» по эвакуационным пунктам—кого в Казаки под Елец, кого в село Бараново (там была больница). «Потом нас собрали вместе—мы умирали, голодные, раздетые и разутые, нас обижали»,—вспоминает Д.Ф.Болычев.
По их деревне проходила линия фронта, известная жестокими боями под Коротышем, Редькино и Росстанями. Однажды наши солдаты привезли пушки в Коротыш и укрыли их. Утром повар собрался варить в котле кашу, как вдруг начался артобстрел, и снаряд угодил прямо в котел, многих убило. Впоследствии оказалось, что соседка Болычевых по огороду Лукерья приютила немецкого шпиона. Он и донес.
… В начале 50-х сестра завербовалась работать в Тульскую область на шахту (тогда и женщины работали в шахте), за ней приехал и Митя. Это было начало 50-х, еще был жив «отец народов». И Дмитрий два года работал парикмахером! («Я и женщину, и мужчину подстригу, и при том прекрасно!») Он вообще быстро и легко обучался любому делу. На шахте его определили на должность горного спасателя, а туда кого зря не брали, для этого он окончил спецшколу. Природные сообразительность, смекалка, умения позволили однажды спасти ему 70 шахтеров из-под обвала.
Опыт и мастерство Дмитрия Федоровича Болычева универсальны. Он умеет класть дома и русские печи любой конструкции, он столяр и плотник, жестянщик и стекольщик, водопроводчик и кровельщик, был инкассатором, 35 лет работал водителем на разных машинах, проводил инструктаж для водителей. «Я могу сделать любую бочку и самогонный аппарат со свистком!»—смеется он и опять берется за балалайку.
В 46 лет пришлось ему уехать из Киреевки Тульской области, где прожил он долгие годы. Вернулся в родные края, и жизнь началась с другого листа.
У Дмитрия Федоровича трое детей. Было. Младшая дочь Надя недавно вышла на пенсию, средний сын Юрий работает егерем в Ясной Поляне. А вот первенец, Владимир, пропал. Оба сына заслуженные спортсмены, с высшими образованиями, добрые и отзывчивые парни, у всех семьи. Но такая беда случилась в 90-е. Для семьи Болычевых они оказались действительно лихими. Старшой уехал в Москву, искал работу. И до сих пор о нем родные ничего не знают. Отец ездил в Москву на программу «Жди меня», неоднократно общался с ведущими Игорем Квашой и Марией Шукшиной, а затем и с Михаилом Ефремовым. Не повезло. «Один Бог знает, что теперь с ним»,—сокрушается отец. И Владимир был единственный, кому передал он свое умение играть на балалайке. «Он играл лучше меня в сто раз!»—со скорбной гордостью говорит Дмитрий Федорович.
Но балалайка знает свое дело, место и время—когда надо, промолчит, а надо—и подбодрит.
—Пока сердце бьется, будем жить. А жить—не делать людям зла, не брать чужое и надеяться на свой труд. Надо выживать при любых обстоятельствах, помогать близким, родным и знакомым,— гость улыбнулся и снова «рассыпал» звонкие балалаечные трели.
—Митя, ну дай же я тебя поцелую!—хозяйка рада и благодарна за такой душевный вечер.
—Во, меня давно никто не целовал, говорят—нос длинный!
В общем смехе опять звенит балалайка. Дмитрий Федорович с радостной улыбкой наигрывает и негромко поет частушки. Такую картину теперь можно редко встретить!
И правда—спасибо ему. Как будто всколыхнулось что-то давно забытое в нашей глубинной памяти, встрепенулось, рванулось и полетело. Эх, балалаечка родимая, как же ты душу русскую знаешь! Живи, балалайка!
|
