Жизнь и житие Евгения Сергеевича Боткина, святого врача. 3 февраля 2016 года Евгений Сергеевич Боткин был причислен Русской Православной церковью к лику святых. Так был оценен подвиг христианина, прошедшего путь от неверия к вере и святости. А ведь остаться верующим человеком в годину падения веры совсем нелегко.
 20.04.2016
 Общество
 0 коммент.
 639 просм.
 Автор: По материалам газеты «Вера – Эском».
 Е. С. Боткин и император Николай II (фото с сайта cont.ws). Он был четвертым сыном знаменитого русского врача Сергея Петровича Боткина. На знаменитые Боткинские субботы в дом его отца собирались родственники, в число которых входили поэт Афанасий Фет, Павел и Сергей Третьяковы, основатели знаменитой галереи, писатель Михаил Салтыков — Щедрин, композиторы Александр Бородин и Милий Балакирев. Звучала музыка: мать Евгения Сергеевича играла на нескольких инструментах, тонко понимала литературу. Велись ученые разговоры и споры. В этой чудесной атмосфере прошло раннее детство Евгения.
В эти годы юный Женя Боткин если чем и отличался, так только удивительной кротостью. Брат Петр Боткин вспоминал: «Внутренне добрый, с необычайной душой, он испытывал ужас от любой схватки или драки. Мы, другие мальчишки, бывало дрались с неистовством. Он, по обыкновению своему, не участвовал в наших поединках, но когда бой принимал опасный характер, он, рискуя получить травму, останавливал дерущихся».
Когда Евгению исполнилась 10 лет, скончалась мать. По её желанию Евгений получал домашнее образование. А после её смерти поступил сразу во второй класс гимназии. Точные науки давались ему легко, и после окончания гимназии он выбрал поначалу математику (и даже отучился год в университете), но потом все-таки предпочел медицину. Военно-медицинскую академию окончил с отличием. Отец успел порадоваться за него, но в тот же год скончался.
Лишившись поддержки родителя, Евгений далее всего добивался сам. Стал врачом придворной капеллы. Стажировался в лучших германских клиниках, изучал детские болезни, эпидемиологию, практическую хирургию, нервные болезни и заболевания крови, по которым защитил диссертацию. В то время врачей было слишком мало, чтобы позволить себе узкую специализацию. Женился Е.С. Боткин в двадцать пять лет на восемнадцатилетней дворянке Ольге Васильевне Мануйловой. Супружество поначалу складывалось очень удачно. Ольга была сиротой, и муж стал для неё всем. Лишь чрезвычайная занятость мужа вызывала у неё огорчение—он работал в трех и более местах, следуя примеру отца и многих медиков той эпохи. Из придворной капеллы спешил в Мариинскую больницу, оттуда в Военно-медицинскую академию, где преподавал. Это — не считая командировок.
Ольга была религиозна. Евгений относился к вере скептически. Но вскоре все переменилось.
«Среди нас было мало верующих, -писал он в 1918 году накануне казни о выпускниках академии. — Но принципы, исповедуемые каждым, были близки к христианским. Если к делам врача присоединяется вера, то это по особой к нему милости Божией. Одним из таких счастливцев путем тяжкого испытания, потери моего первенца, полугодовалого сыночка Сережи, оказался и я»
Вторым огромным испытанием и уроком стала для Евгения Сергеевича русско-японская война. Он пошел на неё добровольцем, на фронте возглавил госпиталь Красного Креста. Это была первая война в жизни Боткина. С фронта он привез два боевых ордена, опыт помощи раненым и огромную усталость. И еще книгу «Свет и тени русско-японской войны». Вот один эпизод из неё. Во время выезда на фронт Евгений Сергеевич и его спутники попали под артобстрел. Земля стонала, выбитые снарядами камни полетели в людей и лошадей. Боткин уже хотел покинуть опасное место, но в это время к ним подошел раненый солдат. И доктор взял санитарную сумку и отправился на передний край.
«Никогда еще я не ощущал в такой мере силу своей веры, — пишет он. — Я был совершенно убежден, что как ни велик риск, которому я подвергался, я не буду убит, если Бог того не пожелает, а если пожелает – на то Его святая воля».
После войны судьба Е.С. Боткина сделала крутой поворот. Умер лейб-медик царской семьи, доктор Гирш. И императрица пожелала пригласить на его место Боткина. Вероятно, тут сыграла роль диссертация о болезнях крови, защищенная Евгением Сергеевичем несколько лет назад. Наследник страдал несвертываемостью крови, и царская семья хотела, чтобы его лечил лучший специалист.
Супруга Евгения Сергеевича считала, что в Царском селе муж сможет уделять ей больше времени. Увы, эта надежда не сбылась. Цесаревич был тяжело болен, да и здоровье государыни оставляло желать много лучшего. Навалилась масса других обязанностей, которые Боткин точно притягивал к себе. В конце концов, жена ушла к молодому учителю. Дети сурово осудили поступок матери и остались с отцом.
Кроме этой личной драмы, лейб -медика царской семьи терзали зависть некоторых коллег, мелкие интриги, непрестанные сплетни. Григория Распутина Евгений Сергеевич не любил, считал шарлатаном. Но не мог отказать ему во врачебной помощи и несколько раз ездил к «старцу» домой. Пошли слухи, что доктор Боткин поклонник Распутина. Это была клевета. Боткин Распутина не любил. Но сильно и глубоко презирал тех, кто травил этого мужика. Он был убежден, что Распутин лишь повод.
«Если бы не было Распутина, — сказал он однажды, — то противники царской семьи и подготовители революции создали бы его своими разговорами из Вырубовой, не будь Вырубовой – из меня, из кого хочешь. Во всяком случае, мы должны доверять нашему Государю в любых обстоятельствах».
Это была предельно точная и умная рекомендация, данная врачом тяжело заболевшей стране. Но время было такое, что люди больше верили лжецам.
Первая мировая война обернулась еще одной личной трагедией. В бою погибает сын Евгения Сергеевича — Дмитрий. Доктор Боткин еще глубже уходит в работу, еще больше привязывается к царской семье. А потом случилась катастрофа 1917 года,и Евгений Сергеевич оказался под арестом вместе со своими пациентами.
Что будет, и как сложатся их судьбы, арестованные не знали. Но в конце мая Евгений Сергеевич был выпущен из-под стражи по просьбе родных. Заболела невестка – жена погибшего Дмитрия, говорили, что она при смерти. Молодую вдову удалось выходить. А вот вернуться под арест доктору оказалось трудно, пришлось лично встречаться с Керенским. Тот пытался отговорить Евгения Сергеевича, объяснял, что царская семья вскоре отправится в ссылку, но доктор был непреклонен. Вслед за отцом в ссылку, в Тобольск, поехали и дети Евгения Сергеевича—Татьяна и Глеб.
Как вспоминал один из охранников: «Этот Боткин был великаном. На его лице, обрамленном бородой, блестели из-под толстых стекол очков пронизывающие глаза. Он носил всегда форму, которую ему пожаловал государь. Но в то время, как царь позволил себе снять погоны, Боткин воспротивился этому. Казалось, он не желал признавать себя пленником».
А плен шел к роковому концу. Царскую семью и их приближенных отправляют в Екатеринбург. Дети Евгения Сергеевича по настоянию отца остаются в Тобольске. Он догадывался, что ехать с ним в Екатеринбург слишком опасно. Оттуда, из дома Ипатьева, Евгений Сергеевич пишет последнее письмо брату Александру.
«В сущности, я умер, умер для своих детей, для друзей, для дела, — пишет он.—Меня поддерживает убеждение, что «претерпевший до конца, тот и спасется». Это оправдывает и последнее мое решение, когда я не поколебался покинуть своих детей круглыми сиротами, чтобы исполнить свой врачебный долг до конца. Как Авраам не поколебался принести Ему в жертву своего единственного сына. Им я твердо верю, что так же, как Бог спас тогда Исаака, Он спасет теперь моих детей и сам станет им отцом».
Детям таких вещей Евгений Сергеевич, разумеется, не писал. Он писал другое:
«Спите вы покойно, мои ненаглядные, драгоценные, да хранит и благословит вас Бог, а я целую и ласкаю вас бесконечно, как и люблю. Ваш папа…»
«Он был бесконечно добрым, — вспоминал о брате Петр Сергеевич Боткин. — Можно было бы сказать, что пришел он в мир ради людей, чтобы пожертвовать собой».
Убивали их постепенно. Сначала из Ипатьевскго особняка вывели матросов, присматривавших за царскими детьми, Климентия Нагорного и Ивана Седнева. Их расстреляли в лесу вместе с другими «врагами народа». Потом были убиты генерал Илья Татищев и генерал Петр Долгорукий. И наконец, настал черед царской семьи и их самых близких.
В половине второго ночи 17 июля 1918 года арестованных разбудил комендант Яков Юровский. Он предупредил всех через Боткина, что вещей брать не нужно, но женщины все-таки взяли какую-то мелочь. Обреченных стали расставлять в подвале так, словно собирались сфотографировать. «Здесь даже стульев нет», — сказала императрица. Принесли стулья. И палачи, и жертвы делали вид, будто не понимают, что происходит. Но Государь, который держал царевича Алешу на руках, вдруг посадил его за свою спину, прикрывая собой. «Значит, нас никуда не повезут»,-- сказал Боткин после того, как был прочитан приговор. Это не было вопросом, голос врача был лишен всяких эмоций.
Никто не хотел убивать людей, которые даже с точки зрения «пролетарской законности» были невиновны. Словно сговорившись, а на самом деле, не согласовав своих действий, убийцы начали стрелять по одному человеку—царю. Лишь случайно две пули попали в Евгения Сергеевича, а третья задела оба колена. Он шагнул в сторону Государя и Алеши, упал на пол и застыл в странной позе, как будто хотел отдохнуть. Юровский добил его выстрелом в голову, и он видел, как убийцы , осознав свою промашку открыли огонь по другим приговоренным, но почему-то все время промахивались, особенно по великим княжнам. Тогда большевик Ермаков пустил в ход штык и стал стрелять девушкам в головы. Вдруг из правого угла комнаты раздался крик: «Слава Богу! Меня Бог спас!» Шатаясь, поднялась с пола горничная Анна Демидова. Двое латышей, у которых закончились патроны, бросились к ней и закололи штыками. От крика Анны пришел в себя Алеша. Двигаясь в агонии и закрывая грудь руками, он пытался сказать: «Мама», но его рот был полон крови. Юровский опять начал стрелять…
«Надеждой себя не балую, иллюзиями не убаюкиваюсь и неприкрашенной действительности смотрю прямо в лицо», — написал Е.С. Боткин незадолго до гибели. Едва ли кто из них, приуготовленных на смерть, думал иначе. Задача была простая—остаться сами собой, остаться людьми в очах Божиих. Доктор Боткин мог в любую минуту купить себе жизнь и даже свободу. Но он не стал этого делать.
А ведь его убийцы понимали, что имеют дело со святым!
|
