2 августа исполнилось сто лет уроженке села Козьминское Любови Федоровне Щепетевой. Сегодня она живет у сына в Мурманске, но летом он привозит ее на родину, в Ливенский край.
 10.08.2016
 Общество
 0 коммент.
 519 просм.
 Автор: Галина Кондратьева
 Л.Ф.Щепетева с правнуком Антоном и сыном Анатолием Даниловичем. Фото Е.Васильевой.  Молодые супруги Люба и Данила. Фото из семейного архива. Старики и пожилые люди—это, как правило, кладезь жизненного опыта и мудрости. С ними всегда интересно общаться. А уж если за плечами сто лет жизненного пути, то тем более. Оказалось, что Любовь Федоровна обладает феноменальной памятью и приводит такие подробности, что потомкам впору уже записывать традиции старинной русской жизни—они очень отличаются от современных.
Деревенская жизнь
Жизнь ее столько в себя вместила, что можно вспоминать долго, что она и делает. Юбилярша поделилась воспоминаниями и с нами. Обычаи, традиции, разговоры проявляются, словно на старой кинопленке.
Любовь Федоровна и ее родители всю жизнь прожили в Козьминке. Она родилась в 1916 году!
— Моя мама, Федосья Андреевна Сычева, была простой крестьянкой. На Ильин день, 2 августа, как-то они с утра с невесткой взяли перевясла и пошли довязывать овес. Вернулись, мама почувствовала, что ей пора родить, и пошла в пуньку. Бабушка за ней, говорит, пошли обедать. А мама — какой обедать, посылай за бабкой-повитухой. Это был мой день рожденья.
Папа Любови Федоровны, Федор Стефанович, был плотником, мама ткала и шила. Тогда в селе было очень много жителей, в каждой семье по пять-десять детей. У Сычевых было шестеро.
Отец Любы умер от тифа в 1920 году, а братья отца взяли девочек себе на воспитание. Дядя Яков учил Любу грамоте. Позже Люба училась в Козьминской школе (тогда была четырехлетка), закончила два класса.
Мама ее шила девичьи наряды к Троице. Люба тоже захотела платье, а мама сказала ей: «Иди надери пеньки, свей веревки, наплети чуней и иди продай. Получишь деньги, купишь себе оборки на платье!». Наряды доставались так. А потом Люба и сама научилась шить.
Когда началась война, немцы угнали скотину, лошадей, увезли трактора и плуги, остались одни бороны. Подростки и женщины таскали эти бороны, копали лопатами землю вместо сохи, чтобы посеять зерно. Ведра с зерном старички научили их вешать на шею: так удобнее было сеять. Причем учили брать зерно не горстью, а щепоткой.
Любовь Федоровна работала в колхозе — косила со всеми сено, делала всю крестьянскую работу. Была письмоносицей, разносила пенсию инвалидам войны, учетчицей. Предлагали ей принять колхозную кладовую, но она еле отказалась — легко могли, что называется, «подставить». Девушка, которую уговорили отвечать за зерно, «отсидела» потом два года.
Козьминская молодежь
Воспоминания возвращают Любовь Федоровну к самым ярким моментам, судьбоносным. Для нее это — юность.
Клубов тогда не было, устраивали посиделки по домам: сегодня у одной девушки, завтра у другой. И без дела не сидели — брали с собой вязание и шитье. Однажды после посиделок кто-то за Любой пошел. Она не оглядывалась. Только возле своего дома обернулась — а это сосед, из богатых, Петр. Присели на большие камни, лежащие у избы. «Люба, я тебя люблю, — признался он, — если и ты меня любишь, поцелуй меня три раза…»
На что девушка отвечала: « Я ребят не целовала и не собираюсь. Я поцелую только своего мужа». Парень резко встал и побежал прочь.
Другой ухажер во время прогулки вклинился между идущими под руку девушками, Любой и ее подругами. «Ой, Лешка, улица и так узкая! — А вы потеснитесь, девчата! — А ты случаем не заблудился, мы дом-то твой прошли! — Да я сегодня подальше прогуляюсь, до Любиного!».
Возле дома Любы Алексей спросил: «Люба, я хочу с тобой поближе познакомиться. — А разве мы незнакомы: живем на одной улице, работаем в одной бригаде? — Да, но я хочу познакомиться с тобой лично. — Ах так! Тогда посмотрим на ваше поведение. – Поведение мое будет отличным! — Ну хорошо». И они начали дружить. А мужем Любови стал совсем другой парень.
Медовый месяц
Данила Щепетев учился на тракториста. После учебы его сразу поставили бригадиром тракторного отряда. В их семье было девять душ детей. Стал ухаживать за Любой.
— Но я сразу не огорчу человека, прошлась с ним день-другой. Опять приходит. Красивый, хороший был. Дружили мы, а он стал говорить о женитьбе. Ой, говорю, мать не отдаст меня.
И вот как-то после деревенских посиделок в доме у Любы она пошла проводить девчат. Парни ждали их возле дома, чтобы проводить понравившуюся. Вдруг Данила появляется перед дверью и не дает ее закрыть на клин.
— Ты что делаешь? — испугалась Люба.
— А я вот сейчас зайду в дом, поговорю с мамой твоей.
— Ой, мать может выгнать тебя и меня!
— Ну выгонит, значит выгонит.
Проходит. Мать стояла у ткацкого стана, ткала полотно. В просьбе жениху отказала, а дочери объяснила: их там четверо сыновей, выйдешь замуж — надо отделяться, строиться, а это накладно.
Но помог Любин брат. Его от правления направили учиться на счетовода (тогда в деревне было мало грамотных людей). И вот приехал Иван на выходные, а мать ему и рассказывает, что Любу сватал Данила. Иван матери ответил: «А что, Данила парень не пустой. Не то богатство, что осталось от деда, а то богатство, что человек сам наживает». И убедил мать отдать Любу замуж.
Свадьба была в ноябре 1937-го. Год молодожены прожили в счастье, любви и согласии. Данилу забрали армию на действительную службу, следом брата Ваню. Иван после армии хотел учиться на инструктора и бухгалтера, но в 41-ом началась война. Служили козьминские парни в Белоруссии, в одной части.
23 июля от мужа Любе пришло письмо: «Нахожусь в городе Торопец. Жизнь наша висит на волоске». В августе написал брат: «Если не вернусь, вспоминайте комсомольца Ивана Сычева, погибшего в боях с гитлеризмом». Они не вернулись оба.
Бабушка встает и, опираясь на палочку, уходит в дом. Возвращается с черным ридикюлем пятидесятых годов. Из него достает единственную свою семейную фотографию с мужем. Вот какие они были. Не верится, что буквально через год его, молодого красноармейца, объявят пропавшим без вести. До сих пор в ее сумке хранится это извещение. Но это еще не вся беда: в это же время пропал без вести и ее брат. И до сих пор ничего о них неизвестно — как будто растворились во времени.
А Люба осталась ждать. Замуж больше не вышла. Работала, растила сына. Сын стал моряком, после выхода на пенсию забрал к себе в Мурманск.
Встреча на столетнем рубеже
Юбилей удался на славу. Кондитеры, изготовившие праздничный торт, сначала даже не поверили, что надпись «100 лет» соответствует действительности.
Еще стоят торжественные букеты цветов, но самый лучший подарок оказался… «живым»!
В Козьминке есть еще одна долгожительница, Евдокия Бороздина. Ей уже 103 года!
— Мы ездили в деревню за медом, встретились с ее детьми и сказали, что наша бабушка здесь, в Ливнах. Вот они и привезли свою в гости, — рассказывает невестка Валентина. — Такая встреча была, как в кино! Обе с костылями, в повязанных платочках, обнимаются. Стоят посреди двора и наговориться не могут. Да за сто лет есть, что вспомнить!
«Подружки» вспоминали, как косили и вязали снопы, как кто за кем ухаживал и многое из своей долгой жизни, но времени оказалось мало, дети торопились ехать обратно.
Главное ведь у нас что — было бы с кем разделить свои радости и горести. В семьдесят, бывает, что уже не с кем, а в сто лет что и говорить! А вот случилось, поди ж ты! Редкое везение! И мы за бабушек рады, в их памяти ожили и детство, и юность, и вся колхозная жизнь, и даже ухажеры.
Эх, про такие встречи кино бы снимать, да разве снимешь все эти долгие годы, дни и часы, вместившие в себе память о целой прожитой эпохе — целом веке.
|
