У ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС свой отсчет времени – годы они считают от 26 до 26 апреля. А точка отсчета – 26 апреля 1986 года.
 26.04.2017
 Общество
 0 коммент.
 219 просм.
 Автор: Ирина Королева.
 Л.Н. Жиронкин. Фото М.Нестеровой. Ряды ликвидаторов редеют год от года
Каждый год у памятного камня, установленного в честь тех, кто не щадил себя в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, в день очередной годовщины катастрофы проводится митинг. Непременно звучат слова о том, что чернобыльская авария – самая крупная техногенная катастрофа за всю историю человечества, и что каждый, кто принимал участие в ликвидации ее последствий – герой. Выступающие находят проникновенные слова, до глубины души трогающие присутствующих, вызывающие слезы и чувство благодарности. И герои стоят тут же. Скромно возложат цветы к памятному знаку и тихо разойдутся по домам.
- К сожалению, в наших рядах нет единства. Вроде и организация есть, и руководители, - делится Леонид Николаевич Жиронкин. – Но нет сплоченности, объединяющих нас традиций, мероприятий. В прошлом году родилась идея пройти колонной ликвидаторов во время шествия в День Победы. Ее удалось реализовать. Пусть нас было немного, но нас по определению немного, а кто-то и по состоянию здоровья уже не может участвовать в таких мероприятиях. Увы, с каждым годом нас становится все меньше. Вот и за прошедший год ушли четыре человека.
Ждал повестку каждый день
Пожалуй, День Победы да очередная годовщина катастрофы - для ликвидаторов немногие поводы надеть заслуженные награды. Они нашли своих героев много лет спустя. Леонид Жиронкин удостоен ордена Мужества.
- Я узнал об аварии из скупого сообщения по радио или телевидению, теперь уже не вспомнить, - рассказывает он, - сразу понял – меня обязательно туда направят.
В то время трудился начальником цеха на заводе пластмасс. За спиной была срочная служба в рядах Советской армии, учеба в Воронежском технологическом институте, по окончании которой стал инженером химических войск по обслуживанию химико-радиологической техники и получил звание лейтенанта. Вскоре пришел вызов на медицинскую комиссию в военкомат. Состояние здоровья не позволяло Леониду Жиронкину трудиться по специальности. Но он был офицером, а специалисты его профиля очень нужны были в Чернобыле. Он ждал повестку из военкомата со дня на день. И все равно она пришла так невовремя. Было это в августе 1986 года. Только-только вернулась из роддома супруга Нина Ивановна с новорожденным сынишкой Максимом, на руках была и старшая дочь Ирина. У жены случилось осложнение после родов, Леонид Николаевич старался все хлопоты взять на себя. Как-то вечером он купал малыша, когда в дверь постучали: «Вам повестка из военкомата, распишитесь». И вот уже офицер Жиронкин в Белой Церкви на Украине, откуда его направили в г.Иванков в нижегородский полк гражданской обороны.
В полях несжатый хлеб. На станции сплошной бетон
-Навсегда остались в памяти первые впечатления от чернобыльской зоны, - делится Леонид Николаевич. Это было в конце лета-начале осени, время сбора урожая. Он весь остался в полях и садах. Спелые набитые колосья нескошенной пшеницы лежали уже на земле. Ветки яблонь ломились от груза плодов. В лес заедешь, а там грибов – хоть косой коси, такие крупные. И деревни, города брошенные. Дома, здания стоят. Где-то занавески на открытых окнах колышутся от ветра, где-то в доме дверь приоткрыта, будто хозяева на минутку вышли. Но везде пустынно, ни души. Только бурьян и трава за лето выросли там, где прежде им не давали воли. Эти обезлюдевшие улицы – весьма печальное, если не сказать, жуткое зрелище. Поразило и то, что внешне даже на самой станции уже ничего не напоминало об аварии. Вся территория станции, даже там, где раньше красовались газоны, клумбы, была забетонирована. Оставался там один невидимый враг – радиация.
Когда рабочий день лишь 45 секунд
Леонида Жиронкина назначили начальником химико-радиологической лаборатории. В подчинении у него были несколько офицеров и солдат. Ежедневно они выезжали на место аварии, чтобы на территории станции и пункта специальной обработки техники проводить радиологическую разведку и определять расчетное время для личного состава.
Порой оно измерялось минутами: «Как-то вызвались двое солдат погрузить на машину кусок от крыши, а загрязнение было очень высоким. Только бросили этот кусок в кузов и назад. На этом рабочий день для них закончился». Были случаи, когда и менее минуты позволялось находиться на объекте. В некоторых местах можно было работать довольно долго. На крыше третьего реактора, рассказывает собеседник, много ребят заразились. Уровень радиации там доходил до 200 рентген, замерялся он с вертолета, работать можно было не более 45 секунд. Часто люди просто не вкладывались в жесткие рамки. Например, получат солдаты задание – сбросить вниз какую-нибудь балку. Они работали, как правило, по четверо. Поднимутся наверх, а балка окажется прижатой другой. Они пытаются ее освободить, а время идет. Однажды парень за один раз набрал 27 рентген, а допускалось 1,5 – 2 рентгена. Да и уровень защиты был невысок. Защитное снаряжение состояло из свинцового жилета на грудь, свинцовой пластины на паховую область и свинцовой накладки на голову. Остальные части тела были защищены обычной формой. Ее не меняли. В лучшем случае стирали. Мы чаще поступали так – по возвращении на базу рабочий комбинезон убирали в мешок, переодевались в другую одежду, на следующий день вновь надевали рабочую одежду. Условия, чтобы помыться и постирать вещи, на станции были, но мы так торопились уехать оттуда. Как потом поняли, чувство усталости и сонливость, постоянно сопровождавшие нас, вызывала радиация, а не нагрузки.
Невидимый враг коварен и опасен
- Помню, дезактивировали мы насосную станцию, - еще эпизод вспоминает Жиронкин,- все помыли, почистили. Замеряем – низкий уровень загрязнения. Через короткий промежуток – опять высокий уровень радиации приборы показывают. Радиоактивная пыль успела осесть. Вновь моем. Через некоторое время вновь уровень загрязнения вырос. Оказалось, загрязненная пыль оседала не столько из воздуха, сколько из ветоши, которой протирали технику. Ее надо было менять очень часто, но ведь до того практики действий в подобной ситуации не было, с катастрофами такого рода никто не сталкивался. Да и что греха таить, многие попросту беспечно относились к предостережениям. Когда врага не видишь в лицо, знаешь, что он не выстрелит из-за угла, теряешь бдительность.
Леонид Николаевич привел всплывшие в памяти ситуации. Однажды солдаты где-то на складе обнаружили целый короб хороших сигарет, забрали его себе. На все предостережения об опасности со смехом отвечали: «Та што им будет, они же в невскрытой упаковке». Так и скурили. Или еще случай. Полк готовился отбывать на место постоянной дислокации, проверяли всю технику. Один бульдозер был абсолютно чистым, а потом замерили: прибор показывает высокий уровень загрязнения. Стали искать причину, не могли найти. Хотели уже оставлять бульдозер, как вдруг дозиметрист нашел источник загрязнения, им оказался трос. Бульдозерист накануне отъезда заметил где-то бесхозный совершенно новый трос. Не пропадать же добру, решил парень. К слову, добра в Чернобыле пропало немерено: «В одном из трех батальонов в нашем полку из техники не осталось ничего, кроме командирского УАЗика. Всю остальную технику захоронили в могильниках».
Фанта лилась рекой. Ее цену ликвидаторы ощутили годы спустя
Солдаты в полку жили в палатках. Тем же, что находились в подчинении Жиронкина, повезло больше, личный состав лаборатории размещался в будке с прицепом. Преимущества стали особенно ощутимыми в октябре, когда похолодало, а ночью дело доходило до серьезных заморозков. Зато кормили очень хорошо. Масло, различные консервы, напитки, в том числе дефицитные в то время минеральная вода и фанта, были в неограниченном количестве. Леонид Николаевич часто писал домой письма, с нетерпением ждал новостей из дома. Порой мог позволить себе недоступную другим роскошь, позвонить по телефону – в лаборатории у него был телефон, рабочий телефон был и в их комнате в малосемейке в Ливнах. Никаких подробностей, все хорошо, скучаю и жду встречи – таковы были темы для общения. Не сильно распространялся он об увиденном и пережитом и по возвращении домой. Леонид Жиронкин пробыл в чернобыльской зоне дольше положенного, время пребывания там определялось не только продолжительностью, но и количеством полученных рентген. Хоть набрал он больше допустимых 20 рентген, отпускать домой его не торопились, передавать лабораторию было некому, а так как полк готовился отправляться к месту постоянной дислокации, то и не к чему. Так решило командование полком. В результате домой Жиронкин вернулся лишь в конце октября.
- Я всегда стремился смотреть на вещи с оптимизмом. Лишь со временем понял, что одним из факторов, серьезно подорвавшим здоровье ликвидаторов, стало пребывание в зоне аварии. У большинства из нас, и я не исключение, большие проблемы со здоровьем. Не успеешь решить одну, как наваливается другая.
Вовсе не случайно третья часть ливенских участников ликвидации аварии на ЧАЭС имеют группу инвалидности. Хотя они не такие уж и возрастные. Самому старшему из них, мобилизованному в сорокалетнем возрасте Петру Борисовичу Ефанову – 70 лет, большинству – от 50 до 60 лет. Между тем из 112 ливенцев, участвовавших в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, сегодня в списках вдвое меньше – 56 человек, 18 из них инвалиды.
Леонид Николаевич скромно умолчал, но его супруга Нина Ивановна рассказывала, как несколько лет назад семья переживала страшные моменты, когда у ее главы случились серьезные проблемы с сердцем: «Он умирал в палате московской клиники, а мы умирали вместе с ним под дверью палаты». Все обошлось, Леонид Николаевич остается оптимистом.
Он надеется, что наступит момент, когда о чернобыльцах будут вспоминать не только 26 апреля. Это нужно не только им. Прежде всего поколениям, представители которых подчас и не знают об аварии на ЧАЭС. Чтобы однажды кому-то не захотелось и вовсе вычеркнуть эту страницу из истории страны или как-то переписать ее. Леонид Николаевич Жиронкин недоумевает: почему ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС исключительно редко приглашают в школы, другие учебные заведения для встреч с подростками и молодежью. Им есть, о чем рассказать. Они могут из первых уст поведать о пережитом так, что не останется сомнений - трагедии, подобные чернобыльской, никогда не должны повториться.
Из 112 ливенцев, участвовавших в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, сегодня в списках вдвое меньше – 56 человек, 18 из них инвалиды.
|
