Женя не помнит своей фамилии. А может быть,
просто не хочет называть её корреспонденту. Да и зачем? Место его жительства – Ливенский центральный рынок. «Я – несуществующий человек», – говорит о себе Женя. А несуществующему зачем фамилия.
 31.05.2017
 Общество
 0 коммент.
 644 просм.
 Автор: Лариса Минц
 – Он сейчас сидит около мусорных баков, – указывает мне адрес Жени администратор Ливенского центрального рынка Павел Михайлович Аверкиев.
Он – это Женя, Евгений Иванович, тридцатилетний бомж, для которого рынок – и работа, и еда, и пристанище. Живет Женя аки птица небесная, воробей уличный: сегодня добыл немного корма, поклевал и уснул, засунув голову под крыло. Женя устраивается на ночлег то в каком-нибудь киоске, то между ними в торговых рядах. Кормят его сердобольные торговки, умывается он, когда придет ему в голову умыться, в рыночном туалете. И такую жизнь он ведет уже свыше десяти лет.
Самые верные читатели нашей газеты, те, кто давно её выписывают, возможно, вспомнят историю Жени. Наша газета писала о нём в начале двухтысячных годов. Тогда Женя только что появился в нашем городе. Рассказывал о себе, что выпустили его из Мценского детского дома для детей-инвалидов. И какие-то «ребята», с которыми он познакомился на улице, уговорили его приехать в Ливны: там, дескать, и на работу устроиться можно, и вообще жить хорошо. Хорошая жизнь обернулась бессмысленными многочасовыми прогулками днем и ночевками на улице. Постелью компании молодых бродяжек служила выброшенная картонная тара, одеялом– небо. А в одно не прекрасное утро, Женя проснулся и не нашел около себя своих случайных друзей. Вместе с ними исчезли его теплая куртка и документы. Женя пошел на рынок и попросил у первой попавшейся продавщицы поесть. Женщина предложила ему перетаскать коробки с товаром и угостила за это рыночным пирожком. Потом другая торговка, жительница села, предложила ему пожить у себя. Парень должен был помогать ей по хозяйству, а за это она обещала кормить его и покупать ему сигареты.
Корреспонденты газеты узнали о его судьбе от одной из продавщиц молока. Женщина нашла, что Женю слишком уж жестко эксплуатируют и слишком плохо кормят, и она обратилась в газету с просьбой помочь сироте. Тогда Женя не выглядел больным или голодным. Просто угрюмый молодой парнишка, не знающий, что ему делать и где преклонить голову. Он рассказал, что сам он родом из райцентра Покровское, там проживает его сестра, но она не захотела принять его к себе. О родителях Женя знал мало, говорил, что мать, кажется, сидит в исправительной
колонии.
Первым делом нужно было восстановить утраченные документы, доказать, что этот человек действительно существует на белом свете. Мы звонили в Некрасовский детский дом, во Мценск, получили оттуда выписки и справки. С помощью тогдашнего директора рынка Бородина и с нашей помощью Женя Каневский получил паспорт. А на житье взяла к себе хозяйка частного дома в Заливенке. Уверяла, что не обидит сироту. Казалось, все наладилось. Но рано мы радовались.
Встреча через
годы
И вот он сидит передо мной, худой, изможденный, заросший черной бородкой, внешне – классический бомж. Смотрит настороженно и опасливо. Огромная разница между доверчивым, откровенным юношей, с которым я говорила двенадцать лет назад.
Спрашиваю, как его фамилия. Отвечает, что не помнит. А где паспорт? Паспорт он, оказывается, выбросил. Зачем?
– Мне паспорт не полагается, – отвечает Женя. – Я не человек. Я не существую.
Павел Михайлович недовольно хмурится.
– Ну вот, опять понес несуразицу, – шепотом говорит он мне и повышает голос – Как это так, ты не существуешь? Ты же вот перед нами сидишь!
Но Женю с толку не собьешь. Он перечисляет, загибая пальцы: родителей нет и не было, родни нет и не было, жилья нет и не было, постоянной работы нет и не было. Разве такое существо можно считать человеком со всеми человеческими правами?
Женщины, которым Женя помогает управляться с товаром, считают, что эти слова – порождение обиды. Они рассказывают, что парень жил несколько раз у разных людей, потом остался на рынке. Помогал тем, кто попросит, и кормился платой за работу. Прежний директор А. С. Бородин жалел его и разрешал ночевать в палатках, а зимой в котельной. Но Бородин ушел, а новый директор выгнал бомжа со всех его лежбищ. Несколько осенних ночей Женя провел, обогреваясь у Вечного огня на площади Победы. На этом огне он, будто бы, и сжег свой паспорт, который ничем ему не помог.
С того времени, по мнению работников рынка, и началась его деградация. Он перестал следить за собой, пристрастился к пиву, стал, по словам П. М. Аверкиева, болтать всякую чушь.
– То носит куртку в теплое время и снимать отказывается, говорит, что это его броня, то говорит, что вокруг него бесы, – вспоминает Павел Михайлович, – по ночам, а Женя по-прежнему ночует на рынке, охранники слышали, как он громко разговаривает сам с собой.
Павел Михайлович утверждает, что Женя однажды даже ходил в Покровское. Пешком туда и обратно. Аверкиеву он жаловался на то, что, живя в Крутом, попал в компанию бывших тюремных сидельцев, они отнимали у него заработок, били его, поэтому он пошел в Покровское, чтобы поискать родню. Сейчас он говорит, что никуда не ходил, что поход – «глюк», сестра – «глюк» и вообще ничего нет.
Что же все-таки делать?
В сущности, процесс, происходящий с Женей Каневским, закономерен. Бродячая жизнь ломает психику покрепче Жениной. Еще удивительно, что молодому человеку удалось продержаться так долго. Он из всех своих невеликих доходов старался «соответствовать»: чисто одеваться, быть вежливым и приветливым. Как складывались отношения между ним и хозяевами его временных приютов, от которых он в конце концов уходил, мы теперь уже не узнаем. Наверное, были какие-то обиды, было и обычное недопонимание: всё-таки Женя инвалид, и поэтому человек сложный, многое понимает по-своему. Но суть этих отношений в том, что Женя очень зависит от окружающих, нуждается и в заботе, и в руководстве, но чужим людям было не до него. И трудно с них требовать большего, люди все-таки, а не ангелы.
Теперь в состоянии Жени наступила другая стадия. Он покатился по наклонной. И стал раздражать даже своих доброжелателей. Вместо несчастного, но симпатичного чудака – пахнущий перегаром, грязный, нечесаный бомж, бормочущий всякую чушь.
И теперь рыночный коллектив задумался о том, куда его все-таки девать и можно ли ему помочь.
– У него явное обострение, – говорит супруга Павла Михайловича Елена Аверкиева. – Показать бы его врачу, чтобы таблетки выписал. Но без паспорта на прием не запишут.
– Я говорил с социальными службами, просил определить его заведение, – вторит Павел Михайлович супруге. – Но для Дома престарелых он слишком молод, а отправлять его к психам жалко.
Тем временем Женя, устроившись у мусорной кучи, откупоривает очередную бутылку пива. Он давно нашел себе место. От кучи идет тепло, а легкого процента алкоголя, который содержится в пиве, для него вполне достаточно. Несколько глотков – и мир заволакивается дымкой, все кажется легким и неважным: рынок, грязная одежда, вечная бесприютность. Мир не существует. Но Женя предпочитает считать, что не существует в нём он сам.
Комментарий
И. В. Кулаковская, директор Ливенского Центра социального обслуживания:
– На прошлой неделе мы узнали о Жене, и сотрудники встретились и поговорили с ним и с теми работниками рынка, которые беспокоятся о его судьбе. Впечатление от встречи двойственное. С одной стороны, ясно, что человек нуждается в помощи. С другой – Евгений никакой помощи от государственных учреждений не хочет. На все наши предложения – пройти обследование в больнице, пожить в орловском центре «Бомж», где ему обеспечат жилье, питание, дадут новую одежду – он ответил отказом. Похоже, его устраивает тот образ жизни, который он ведет.
Сейчас мы рассылаем запросы по разным органам, где ранее жил этот человек, чтобы установить его личность и восстановить его паспорт. Тогда можно будет поместить Евгения на обследование в больницу. После этого будет принято решение о его дальнейшей судьбе.
Фото М. Нестеровой
|
