Ливны в жизни нашей семьи

Воспоминания о давно минувших днях записал наш земляк Владимир Васильевич Смагин. Ему сейчас 95 лет, он ветеран Великой Отечественной войны.

11.10.2018 11:16:00
Владимир Смагин

Я родился в деревне Гранкино, расположенной на правом берегу реки Ливенки, а на левом берегу, на взгорье, стояла высокая, старинная церковь. Церковь действовала до начала Отечественной Войны. В 30-е годы сюда из ближайших и дальних деревень приходили люди. Особенно много людей приходило на Пасху, среди них было много подростков, таких как я. Однажды священники решили организовать экскурсию на колокольню. Мы поднимались на нее с каким-то страхом и когда оказались на колокольне, перед нами как будто открылась целая вселенная, мы увидели далёкие поля, леса, селения. Звонарь показал нам, как нужно звонить и мы ударили во все колокола. Это было очень радостно и захватывающе. Но позже сюда пришли разрушители и начали сбрасывать колокола, я сам был свидетелем это жуткого зрелища. Потом эти люди стали и саму церковь разорять и превратили её в склад для зерна. Эта церковь мне дорога еще и тем, что в ней в начале 20-го века венчались мои родители. Мама – Прасковья Антоновна из деревни Крутое и отец Василий Павлович, житель деревни Гранкино.

26774_20170509_195121.jpg

После венчания они поселились в доме, расположенном в конце деревни, недалеко от кручи. Здесь они стали жить дружной семьей и у них появились дети. Отец работал писарем в Зубцовской волости, жалование у него было небольшое, но на жизнь хватало. Отец в Первую Мировую служил в ополчении два года в городе Ливны.

Под соломенной крышей

В стране началась новая экономическая политика. (НЭП) Активизировалась торговля, мелкая промышленность. Имея лошадь и до 2-х гектаров земли, наша семья могла себя полностью обеспечить продовольствием. Сеяли пшеницу, гречку, просо и коноплю, сажали картошку, брюкву, но особое внимание уделяли выращиванию ржи. Как только она созревала в поле, снопы перевозили на домашний ток. Здесь её молотили цепями. Зерно мололи у нэпмана – владельца ветряной мельницы. Из этой муки, мама пекла в русской печи вкусный, замечательный хлеб. А какое конопляное масло у нас было дома: вкусное, полезное, с приятным запахом. У нас была корова, несколько овец, гуси, да такие прыткие, иногда чтобы добраться до речки, у самого порога дома поднимались вверх и летели до самой реки как перелётные птицы.

600x600,fs-SHAGIN-01,1,Shag-117.jpg

В 30-е годы наш дом имел земляной пол и соломенную крышу. Большое место в доме занимала русская печь, которая обогревала зимой и в ней готовили еду. Раньше печку топили соломой. А когда не стало соломы, то стали сушить летом коровий навоз для топки печи. Приходилось несколько раз его расстилать, переворачивать и складывать в сарае.

Чтобы сварить еду, у мамы было 3 вида чугунов: маленький, средний и большой. В маленьком чугуне варили кашу, в среднем суп или борщ, а в большом варили корм для коровы или птицы. Эти чугуны ставили на таганы при помощи рогачей. А была еще и кочерга, которой подводили огонь под чугунки. Это тяжелый, утомительный труд. Я запомнил образ мамы. Она, стоит сгорбившись, у печки с рогачом и смотрит на чугуны, не убежала ли вода, сварилась ли каша или суп. Но без воды ничего не приготовишь, а колодец у нас был примерно в километре от дома. Раньше, когда была лошадь, то бочкой привозили несколько вёдер воды на 3-4 дня, а теперь приходилось маме носить воду на коромыслах. Причем последние двести метров перед колодцем – крутая горка, туда спустишься легко, а на горку идти не так-то просто. Как поётся в песенке: «Я на горку шла, уморилась, уморилась я». А с ведрами полными воды на коромыслах мало не покажется. Особенно зимой по колено в снегу, навозом не натопишь, углы дома промерзают. Когда корова телилась, теленка забирали в дом, а также молодых, родившихся овец. Купить одежду или обувь было негде, да и денег не было. В Москву возили мясо, чтобы получить деньги и в Москве покупали кое-что из одежды, а в основном всё делали дома. Поэтому стоял ткацкий станок и прялка. Мама пряла из шерсти пряжу и из неё вязала носки, варежки, кофты и другое. Из конопли сучили верёвки, из которых делали чуни. Чуни носили так: ноги окутывали портянками, и одевали чуни, затем при помощи верёвок укрепляли к ноге вместе с портянками. Затем мама ткала полотно на ткацком станке, было слышно жужжание прялки, стук и мелькание челнока в станке. В комнате из мебели были стол, скамейки, табуретка и одна кровать. Спали на печи, на нарах.

Foto_obrabotka_0029.jpg

Без отца

Отец уже не работал писарем, и родители по базарным дням ездили на рынок. Они были вынуждены продавать там часть сельскохозяйственной продукции. На вырученные деньги покупали товары для дома и хозяйства, привозили различные кондитерские изделия, а Ливенские калачи, я помню, были вкусны и хороши. Рассказывали родители о тех новостях, которые видели и слышали в городе и о так называемых «чудесах в решете». Видели живого, дрессированного медведя, который показывал разные номера, например как баба идет за водой с коромыслом, как мужик рубит дрова или ходит пьяный. После чего медведь лапами брал большую тарелку, в которую люди, смеясь, клали деньги.

В нашей семье случилась трагедия – умер отец в 1927 году. Маме было всего 43 года, на руках у неё осталось 8 детей. Самому младшему был всего 1 год. Поплакали, поплакали, слезам горю не поможешь. Мама не опустила руки, не пала духом. Она работала за двоих. Главное внимание уделяла младшим, но и про старших не забывала, а те оказывали ей помощь, чем умели и могли.