Символ советской эпохи. Алексею Стаханову, нашему земляку, исполнилось 117 лет

Алексей Стаханов – символ советской эпохи. Он родился 3 января 1905 года в деревне Луговая Ливенского уезда Орловской губернии. Из орловской глубинки он отправился на Донбасс. Стаханов стал родоначальником движения рабочих и колхозников, которые сделали СССР передовой страной.


Алексей Стаханов – символ советской эпохи. Он родился 3 января 1905 года в деревне Луговая Ливенского уезда Орловской губернии. Из орловской глубинки он отправился на Донбасс. Стаханов стал родоначальником движения рабочих и колхозников, которые сделали СССР передовой страной.

 Забойщик кадиевской шахты «Центральная-Ирмино» Алексей Григорьевич Стаханов установил всесоюзный рекорд производительности отбойного молотка отечес­твенного производства. 31 августа 1935 года он нарубил 102 тонны угля, перевыполнив норму в четырнадцать раз и положив начало стахановскому движению.

О себе Алексей Григорьевич рассказал журналистам: «Жизнь у меня обыкновенная, простая. Я родился в 1905 го­ду в деревне Луговая Островской волости Ливенского уезда Орловской губернии. Одиннадцати лет меня отдали под­паском к пастуху сельского табуна; я проработал три сезона подряд. Платы опять никакой, работал за харчи, которые получал каждый день то в одном, то в другом дворе.

Тогда же на зиму отдали меня в школу. Проходил три зимы, и хотя мне было очень трудно, я все же научился читать, писать, узнал четыре действия арифметики.

Отец тяжело заболел и летом 1922 года умер. Не успели опомниться от тяжелой утраты, как в том же году, осенью, скончалась мать. Мне шел уже двадцать первый год, а даже одеться не во что. В Кадиевку я попал не случайно. Там уже в 1927 году работало до тридцати моих земляков: Зиборов, Малыгин, мои однофамильцы Петр и Роман Стахановы, многие другие». Мечтал заработать Алексей на серого коня в яблоках да и вернуться на родину, но привык к шахтер­ской жизни, стал хорошо зарабатывать, женился и остался на новом месте.

Наступил 1935 год — решающая пора выполнения второй сталинской пятилетки. Дела на шахте «Центральная-Ирмино», надо сказать, шли отвратительно: отбойные молотки, на которые возлагались большие надежды, ис­пользовались мало, все обушком рубили, стойки для креп­лений в забои доставлялись с опозданием. Первая пятилетка была провалена, валить и вторую было нельзя, еще свежи были в памяти ночные аресты в связи с «шахтинским делом», когда на Соловки попали сотни спецов за «вреди­тельство».

Заботы о повышении производительности труда были и в целом по стране. Велся поиск примера, который вдохновил бы каждого лучше работать. Остановились на Стаханове. Правда, сначала выбор пал на комсомольского вожака шахты Дмитрия Канцедалова, но в последний день он сильно проштрафился. Парторг ЦК ВКП(б) на шахте Кон­стантин Петров был озадачен. Обсудил вопрос с заведую­щим шахтой Заплавским — не поддержал. Пошел к началь­нику участка Машурову — тот колебался. Все-таки Петров принял решение: поручить установление рекорда Стахано­ву — надежному, физически крепкому парню.  И Стаханов решился на смелый шаг!  

И Алексей не опозорился, наоборот — прославился на всю страну. Он показал, что можно рубать уголь значитель­но быстрее англичан и французов, если поднатужиться и по-другому организовать труд, так, как это делалось за рубежом. Но даже и при этих условиях на конкурсах забойщиков, проводимых в наше время, стахановской про­изводительности достичь не удалось. Правда, со слов ста­рых рабочих, крепильщики были приданы Алексею Гри­горьевичу очень ловкие, успевали со своим делом и порой даже подрубывали уголек.

Некоторые газетчики даже в то время писали, что «у стахановцев вымотали все жилы, высосали всю кровь, довели до изнеможения».

Были люди, которые заявляли: это кампания, и она принесет лишь временный успех. Так, горного инженера Грицая, упомянутого в книге Ю. Чиркова «А было все так...», отправили на Соловки за анализ рекорда Стаханова. «Он доказывал, что сам факт перевыполнения нормы на 1400 процентов указывает на абсурдность этого рекорда. Если норму можно перевыполнить в четырнадцать раз, то что это за норма?»

Алексей Григорьевич завоевал популярность в стране. Его последователи начали бить рекорды в различных отрас­лях промышленности и сельского хозяйства. Орловские газеты тех лет пестрят сообщениями о стахановцах.




Активно включились в новую форму трудового соперничества ливенцы. Металлообрабатывающая артель «Прогресс» в 1936 году удостоилась чести называться «стахановской». Вывшая работница спиртзавода Мария Дмитриевна Анисимова рас­сказывала: «На одном из профсоюзных собраний на трибуну вышла моя подруга Аня Тимофеева, горячо выступала, а в конце сказала:

— Обязуюсь перевыполнить задание в полтора раза и призываю к этому других девчат!»

Правда, случались и курьезы. Газета «Орловская прав­да» в номере от 16 января 1936 года писала: «...тов. Стаханов со своей женой Евдокией Ивановной приехал в Измалково. На митинге, встреченный горячими, долго не смолкающими аплодисментами, с краткой речью выступил Алексей Григорь­евич... потом отправился с женой в родное село Луговое — в колхоз «Красная звезда». В колхозе шла молотьба. Стаханов заметил, что в его присутствии на молотилке обмолачивают 150 копен в день, а в его отсутствие только по 100...» Что поделаешь — время было такое, так и писали.

Земляки встречали Стаханова как героя. Вскоре мастер отбойного молотка стал инструктором, а немного погодя вообще расстался с шахтерским инструментом, будучи назначенным на пост завшахтой. С 1943 года начал трудить­ся в Наркомате угольной промышленности, заведовал отде­лом соцсоревнования и наград. Оторвали шахтера от отбой­ного молотка, и стал он потихоньку забываться. Не любимое дело поручили, и начал баловаться всенародный кумир «горькой». Его имя исчезло со страниц газет.

В тяжелое послевоенное время он пишет жалобу на имя Сталина, сетуя на свое плохое материальное положение. Бумага пошла по инстанциям. Спустя короткое время чинов­ники из ЦК и наркомата угольной промышленности докла­дывали Г. М. Маленкову:



«...Мы решили помочь т. Стаханову.

Срочно отремонтировать квартиру, пополнить ее недо­стающей мебелью и уменьшить квартирную плату, выдать промтоварную и продовольственную лимитные книжки, увеличить зарплату до 3 тысяч рублей, подыскать дачу. Что касается вопроса об автомашине, хотя у него их две, но плохие, машину «Победа» пока дать нельзя, она еще не выпускается, но после выпуска она ему будет дана, а пока на время подыщем другую машину.

Из разговоров с т. Стахановым выяснилось, что он почти ничего не читает и культурно отстает.

Что касается вопроса о его поведении в быту, то мы ему крепко указали на то, что он должен перестроиться, чтобы не ходить по ресторанам, не допускать разгула... Из его объяснений поняли, что к нему часто ходят его земляки и втягивают в выпивки. Мы ему указали на то, чтобы он не окружал себя подхалимами, которые сбивают его с правиль­ного пути и могут довести его до нехороших вещей...»

После смерти Сталина о стахановцах вообще забыли. Сын Алексея Григорьевича Виктор рассказывал: «Волевое ре­шение Хрущева разрушило нашу семью. Представляете: жили в Москве и вдруг — жесткое требование выехать насовсем в течение 24 часов. А было так. Во время беседы с Хрущевым Пальмиро Тольятти (председатель Итальянской компартии) спросил, где теперь тот шахтер Стаханов, имя которого до войны гремело на весь мир и которого принима­ли в Коминтерне. «Да все там же, в Донбассе», — ответил Никита Сергеевич. «Нельзя ли встретиться с ним?» — «Организуем», — ответил Хрущев... Так в конце 1957 года и оказался отец, как он сам говорил, в южной ссылке». Ни жена, ни дети с ним не поехали.

Оказался Стаханов один-одинешенек в городе Торезе. Работал сначала заместителем управляющего угольным трестом, потом заместителем главного инженера шахты. Жил в старом домике барачного типа. Его никуда не приглашали на торжества, никто не поздравил его с 60-летием.

Осенью 1968 года газета «Труд» пригласила в Колонный зал Дома союзов знатных людей страны. Когда ведущий объявил, что слово предоставляется Алексею Григорьевичу Стаханову, зал оцепенел — все считали, что его нет в живых. 23 сентября 1970 года ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда, вручили сразу три знака «Шахтерская слава» всех степеней. Но обида запала в душу старика, не покидала его до последних дней. В 1975 году привезли Стаханова в Кадиевку на родную шахту. Приеха­ли киношники, сверстники, официальные лица. Была заду­мана пышная встреча, однако мероприятие не удалось. Поднялся Стаханов, с морщинистым лицом, сутуловатый. Только ростом, как и прежде, выделялся среди окружаю­щих. Начал говорить:

— Позачисляли меня во все трудовые коллективы, повносили в списки бригад. Работают, деньги куда-то пере­числяют... а старику никто не прислал и рубля... Выслали в Торез. Звезду Героя дали. На кой она мне теперь, на старости лет?

Рассерженного старика увели. К вечеру ему дали волю — он напился. Бывший парторг Петров, тоже состарившийся, журил его. Наутро мосфильмовцы поймали героя, выстави­ли на бугре за городом. Равнодушно смотрел Стаханов на панораму города, откуда он взял стремительный разбег, взлетел и куда опустился вновь...

Умер Алексей Григорьевич 5 ноября 1977 года, как раз перед октябрьским юбилеем. Похоронили его в Торезе, поставили на могиле стелу из красного мрамора, посадили розы, которые он так любил. Через три месяца Кадиевку переименовали в город Стаханов. Говорят, что это един­ственный город на нашей планете, названный в честь простого рабочего человека.

Из книги Геннадия Рыжкина «Ливенские были»

Фото https://e-news.su/