Три случая из практики врача-травматолога

Во многих, казалось-бы, безнадёжный случаях возможно возвращение к жизни человека. Это и есть долг врача – до конца отстаивать жизнь больного. В моей практике было немало таких запоминающихся случаев.

Он лежал один в небольшой палате. После автоаварии переломы костей таза, бедренной кости, разрывы печени, множественные переломы рёбер, осложнённые разрывом лёгкого и кровотечением в грудную и брюшную полости. После операции присоединилось воспаление лёгких. Состояние больного ухудшалось на глазах. Проводимая терапия успеха не приносила.

Из палаты вышли врачи Н.В. Турбин с М.Г. Родиным. Их озабоченный вид не предвещал ничего хорошего. У двери ординаторской Михаил Григорьевич, обречённо махнул рукой.

Больной делал редкие вдохи, в груди у него всё клокотало, хрипело. Работала капельница, пульс был слабый. Я распорядился быстро набрать в шприцы противоотёчных средств и попросил медсестру не ходить, а бегать. После инъекций состояние больного не изменилось.

Но вдруг на какое-то мгновение он затаил дыхание и тут же судорожно вздохнул всем телом, открыл глаза и живо посмотрел на меня. Мужчина очень внятно попросил у меня утку помочиться. Длилось это всего 3-4 минуты, но для меня они казались долгими часами. Передо мной вновь был живой человек, пришедший из небытия, со своими потребностями. Тогда для нас это была победа над смертью.

А вот ещё один драматичный случай. В 1987 году во время апрельского субботника молодой человек работал на крыше пятиэтажного дома. Неожиданно сорвался, упал на землю. Дежурных хирург позвонил мне, когда пострадавшего везли в больницу. Через 10 минут я переступил порог приёмного покоя. Пациент лежал на носилках на полу. Плотным кольцом над ним стояли дежурный хирург, операционная сестра, медсёстры приемного покоя и скорой помощи. Парень делал редкие вдохи. Его чёрные волосы подчёркивали бледность лица и губ. Пульс на артериях не прощупывался. Осмотревший больного хирург пришёл к выводу: состояние агональное, борьба за жизнь бесполезна. Он повернулся ко мне:

«Я уже здесь не нужен. Ухожу на операцию – не терять же время напрасно».

Минуты жизни, отпущенные больному, уходили. Пришлось мне взять инициативу на себя. Разделив обязанности среди медперсонала, я приступил к форсированным внутрисосудистым переливаниями. Прибежавшие реаниматологи приступили к своим манипуляциям. Спустя 20 минут больной был в палате реанимации. Его положение оставалось критическим, но постепенно он стал оживать. Через два часа с ним можно уже было разговаривать. В конце концов его удалось спасти. 2 группа инвалидности –можно сказать – пустяки, по сравнению с тем, что ему грозило.

В феврале 1984 года в ординаторскую вошёл взволнованный дежурный хирург. Оказалось, что поступил мужчина с сахарного завода с оторванной рукой. Всё предплечье висело на отдельных лоскутах мягких тканей.

«В общем, там нужна ампутация руки выше локтя», - заключил хирург.

«И Вы сказали об этом больному?»

«Конечно, я такие травмы ещё никогда не видел», - ответил врач.

Больного подготовили к операции. Он то и дело кричал: «Прошу, не отрезайте мне руку! Я не разрешаю отрезать руку!»

На уговоры медсестёр мужчина не реагировал, так подействовали на него слова хирурга об ампутации. Его предплечье и кисть имели жалкий вид. Это было месиво без определённой формы. Несколько часов мне пришлось работать с оставшимися обрывками тканей, чтобы получить нечто, отдалённо напоминающее руку. Однако, после длительного выхаживания у больного появились вполне удовлетворительные результаты с сохранением некоторых функций руки.

Вениамин Безъязыков.

На снимке: коллектив травматологического отделения, 1991 год. В центре сидит В.М. Безъязыков.